Деревня Светлана. Эпизоды

I. Нежность

Машина остановилась на обычном месте – открытой со всех сторон площадке, через которую лежат многие светлановские пути. И впрямь – маленькая площадь. Вышли – и тут же со всех сторон потянулись люди (ребята, вилиджеры, особенные люди) – с вглядыванием, с узнаванием – кто ещё издали, а кто вблизи: «Лена приехала!». Стою и чувствую, как огрубевшие за последние дни сегментики сердца (оно и понятно: хлопоты подготовки к поездке, сама дорога с её особой чёткой организованностью) размягчаются, теплеют, сливаются с остальной сердечной субстанцией.

И снова, как и всегда, заново поражаюсь: они меня помнят, знают по имени! А ведь прошёл почти год с моего последнего приезда, и столько разных людей перебывало у них за это время, что и обычному-то человеку впору запутаться в именах и событиях! И ничего особого я для них, увы, не сделала, и за что ж тогда меня помнить?! Это ж сколько доброты надо иметь, чтобы помнить нас всех, промелькнувших здесь!.. И ведь не просто знать по имени, а включаться сразу в верные отношения: «А как поживает Тимофей? А твой младший сын Фёдор приехал? А ты надолго?» И такая благодарность, такое почтение рождается к этому невероятному месту на Земле, что душа начинает трепетать от нежности.

II. Вживание

Смотрю на наших детей в первые дни в деревне и вижу: они сбиты с толку, поражены – видать, вовсе не этого ожидали. Мало того, что никто не описывает круги около них, так ещё и выставляют правила, ущемляющие личную свободу: нельзя бездельничать, когда все трудятся; нельзя шуметь, когда все отдыхают; изволь соблюдать общий ритм жизни: рано вставать, босиком на росе делать зарядку; есть что все едят, без капризов; сделать что-то хорошее для этого места – да хоть грядку вскопать.

Как это не похоже на то, что происходило при мне в Майкопе, где детям было позволено всё, даже если это мешало окружающим. Где взрослые – это что-то вторичное, на что и внимания-то обращать незачем. Где всё внимание – детям. Или разговорам о детях: об их предназначениях, о предначертанности судеб всего их поколения... А по мне так каждый человек одинаково важен – будь он ребёнок, взрослый или глубокий старик. А лозунг «Всё лучшее – детям!» означает для меня самое лучшее – воспитание ума, сердца и рук-ног, чтобы ребёнок всё умел и мог со временем сам строить свою жизнь по своему усмотрению и в соответствии с предназначением.

В Светлане никто с детьми не заигрывает. Как и со всеми остальными – своими или приезжими, иностранцами или людьми с нарушениями. Всё по сути: огромное содержание, всё в строгой форме, отработанной годами. Сделал хорошее – не жди похвалы и ордена на футболку, здесь все так делают – а как же иначе. Но эта жёсткая форма почему-то не препятствует произрастанию в каждом (взрослом ли, ребёнке, инвалиде) того, что в нём заложено; напротив, выявляет сущность каждого, делает её зримой.

Самое отрадное и чудесное: школьники наши через несколько дней привыкли к отсутствию повышенного интереса к их персонам. Стали оглядываться по сторонам – может, что-то необходимо сделать? Даже стонать перестали. Старшие девочки попробовали доить коров; мальчишки однажды сготовили вкуснейший обед для всего дома. И дважды выйти на грядки оказалось не так и ужасно – тем более, что оканчивалась эта работа весёлой баталией: подручный материал так и летал через всё поле!

А трое из старших, уезжая, сказали, что хотели бы приехать сюда ещё.

III. Осуществление

В Светлане мы сыграли спектакль «Гибель Трои» на публике во второй раз. И это было поистине здорово!

Уверенность в материале (всякое «кто – когда – откуда – и в чём» выходит) была уже прочная: на единственной репетиции можно было уже поработать над соответствующими смыслам жестами и движениями. То есть «актёры», наконец, дались, чтобы над этим с ними поработали.

И – состоялось! При том, что не было эффектного софитного освещения (особенно жгучей темноты!), ни левой и правой (сообщающихся!) кулис, как это было в Ярославле, в настоящем театре. Были просто занавешенные окна и один вход-выход. А получилось-то куда значительнее! До слёз и дрожи в пальцах переживал весь зрительный зал – человек 35 светлановских людей, вся деревня! Так же и я. Но ведь и всегда именно так смотрела я вальдорфские школьные спектакли, чувствуя РОЛЬ и преображение каждого из детей. Всегда щемило сердце от ощущения искренности и осмысленности происходящего. Но вот уже дважды переживания были иные. Когда на Празднике фонариков играли теневой спектакль «Сердце Данко», и была дивная музыка Скрябина в проникновенно- точном исполнении Анны Дарий, трагически звучал авторский текст, на фоне впечатляющих декораций... «актёры» (седьмой класс) ёрничали и хихикали. И грустно становилось: «не ладно что-то в Датском Королевстве». Другой раз спектакль «не зацепил» – когда «Гибель Трои» играли впервые на сцене Камерного театра. Было ощущение, что основная цель школьников – произвести впечатление на родителей и многочисленных гостей. Это и удалось, поскольку костюмы красивые, спецэффекты потрясающие, а текст очень длинный и многосложный, и одно запоминание его и чёткое произнесение уже достойно уважения. Вот только казалось мне, что дети именно ИГРАЮТ спектакль, а не ЖИВУТ в нём...

Спасибо Светлане – здесь не сфальшивишь – лучше уж сразу не выходить на сцену. Здесь невозможно притворяться, паясничать – вот ведь парадокс! – хоть и сидят в зале не искушённые театроведы, а неизбалованная зрелищами публика. В Светлане и вообще так: не приживается здесь лукавство и самолюбование. Деревня каждого просвечивает насквозь. И ценность человека определяет не по внешней статности и самоуверенности – мера у Светланы простая: для себя одного живёшь (под себя!) или для всех.

IV. Приобщение

И побывала я на уроке.

Вёл его Мастер. Вела. Ира Андреева. Ирина Николаевна. Больше десяти лет работали мы рядом: и разговаривали, и обсуждали, и делились находками, а вот на уроке побывать не удалось ни разу. И вот – Произошло.

Формально это был урок русского языка – приближение к теме «Прямая речь», пятый класс. Но делалось-то это на животрепещущих строках «Илиады», где первым и последним словом стоит «ГНЕВ», а между ними – несколько сот страниц печатного текста! Вот, оказывается, чему посвятил великий Гомер свою поэму – древнейшим (но и по сей день имеющим страшную силу!) чувствам: ОБИДЕ, ГНЕВУ, вражде и, с другой стороны – дружбе, преданности, верности. Этими сильными – сверхсильными! – чувствами занимается автор, а осада и – потом – взятие древнего города – это всего лишь повод для рассмотрения грандиозных человеческих страстей; ведь речь, и в самом деле, идёт о рядовом (хоть и длившемся долго) военном событии. Не рано ли 11-12-летним детям препарировать такие чувства? И тогда (на уроке!) вопрос к пятиклассникам: «А что такое, по-вашему, гнев?» И их ответы, показывающие – нет, не рано; в самый раз, на всю длинную будущую жизнь. В жизни каждого из них были случаи гнева – собственного или чужого, не говоря уж об обиде. Ещё более важный вопрос: можно ли изжить гнев? И если можно, то как, что надо сделать? Вот Ахилл – герой, а не сумел...

И дети думают, вспоминают, представляют. А вместе с детьми пытаюсь думать и писать и я, у которой опыта гнева гораздо больше, чем у пятиклассников, а вот способов выхода из него – увы и ах...

А ещё – в рамках речевой темы – надо запомнить, кто и что говорил о гневе и потом записать предложениями с прямой речью. Это был не просто УРОК, а целый КОСМОС, где судьбы героев «Илиады» переплетались с нашими собственными, где мы – люди сегодняшнего дня – испытывали те же чувства, что и олимпийские герои и боги, где русский язык перекликался с греческим, где надо было суметь сказать собственное слово и при этом услышать, запомнить и правильно записать со всеми знаками препинания!..

...Несколько дней потом ходила под сильнейшим впечатлением не только колоссального содержания урока, но и от виртуозного умения УЧИТЕЛЯ услышать каждого, помочь оформить в слова такие непростые, но – свои! – постижения детей. Там не было правильных или неправильных мнений – чувства или есть, или их нет, а «неправильными» они не бывают. Зато бывают дети, чьё мнение одноклассники привыкли принимать «в штыки» – ну, так уж сложилось. А на этом уроке именно мыслям «неправых» УЧИТЕЛЬ вдруг придавал большое значение и потом вновь и вновь опирался на них в своих размышлениях. И не было места ни зазнайству, ни приниженности – все мысли были важны, потому что искренни – из самой глубины существа ребёнка.

Низкий поклон Светлане, что дала возможность приобщиться к великому труду УЧИТЕЛЯ. Мастера.

V. Преодоление

А потом – так скоро! – наступил ТОТ САМЫЙ ДЕНЬ – день Олимпийских игр, участие в которых принимала вся деревня. И хотя накануне до самого вечера лил дождь, все мы верили, что завтра будет солнечно. А иначе как же мы зажжём олимпийский огонь?!! И всё сделалось: ближе к ночи – светлой – белой! – дождь перестал, и засияла радуга.

День и вправду наступил великолепный – яркий, по-настоящему летний. Он принесёт много сильных переживаний и участникам, и судьям, и зрителям: будут и радости побед, и горечь поражения, и несогласие с судьями. А ещё – мужество слабых и великодушие сильных – но всё это будет потом. А сейчас...

...Мы пытаемся зажечь олимпийский огонь от самого Солнца!

В чистом поле при дороге на высоком Олимпе (нагромождение бетонных плит) возвышается телега с соломой. Туда, на возвышение, вооружённые большими лупами, залезли самые рьяные. Они принимаются возжигать огонь, фокусируя все увеличительные стёкла на одной точке! Пропитанный горючей смесью факел – наготове. Все остальные участники действа стоят внизу и, не переставая, поют древнегреческий Гимн огню: «Гори, огонь, Свети нам, Дай нашим Сердцам силы».

Однако, хоть дымок и поднимался над головами шаманящих, но огня всё не было. Прошло и 10, и 20 минут. Хор подустал, перешёл на другие многоголосья, связанные с огнём и солнцем. А пламя всё не появлялось. Уже принесли наверх тончайшую бересту, а потом – и бумагу. Факел дымится, буреет, но не загорается! Энтузиазм поющих иссякает на глазах, и всё же они не прекращают призывать огонь ни на миг, ведь иначе и зажигающие потеряют веру! ...А время идёт: 40 минут, 50. И уже раздаются малодушные предложения: «А давайте подожжём спичками...» И никто не знает, сколько ещё минут (или часов?) надо задабривать Бога огня. И даст ли он огонь хоть когда-нибудь?.. И вдруг – наверху вспыхнуло пламя, хоть и долгожданное, а всё равно – неожиданное. Стоявшие внизу глазам своим не верят – ведь горит! Зажгли!!! Урр-р-р-ааа!!! И такое чувство общей победы рождается в сердце, такая радость совместного преодоления, непрогибаемости! Побеждены обстоятельства, нетерпение, неверия! Не отступили, не дрогнули. Добились!

Все остальные – отдельные – победы были ещё впереди.